Она стояла на большой куче дров, огонь только начал поглощать свою пищу. Стянутые веревкой руки болели так, что хотелось выть. Запястья были раздавлены тисками Великомученицы, с ногами было гораздо хуже. Дрова горели плохо, было много дыма. Он резал и без того одуревшие от света глаза. И в последние минуты жизни, вспоминались лишь дни, проведенные в подземельях. Но она знала, что умрет не от огня. Смерть наступит раньше, чем языки пламени дотянутся до тела. Смерть от удушья… Под звуки кричащей толпы.

Каролина, пятнадцать лет. Ведьма. Добровольное признание. Приговор – сожжение.

Но никто не знал, как вытягиваются подобные признания. Дыба, стол с шипами, тиски, сыромятная кожа, ножи, вид которых смутил бы самого изощренного маньяка, и огонь, много огня. Вот они орудия Господа. И слуги Его в серых балахонах…

Каролина помнила, как ее вывели из дома стражники, помнила презрительные взгляды соседей. Помнила страшное слово «ведьма», смысл которого она поняла уже на костре.

Две недели в тюрьме. Две недели унижений и насилия. С ней забавлялись стражники, тюремщики, почти все кому не лень. И когда девушка начала сходить с ума, за не пришли серые балахоны. Они не били ее, не оскорбляли, но из их рук девушка рвалась со всех оставшихся сил. Она чувствовала, все, что пережила в камере, было лишь милым и воздушным отдыхом, по сравнению с будущим.

В темном помещении, ее распяли на огромном столе, бесцеремонно сорвав остатки одежды. И человек, абсолютно похожий на тех, кто привел ее сюда, спросил спокойным мягким голосом: «Ты ведьма?». Девушка недоуменно ответила «нет», лелея надежду, что это все просто недоразумение. А вслед за этим пришла боль…

Сапоги из сырой кожи, надетые на ноги Каролины, смотрелись нелепо. Они были на несколько размеров больше и девушка не могла понять, зачем это. Но, когда над огнем кожа стала сжиматься и плотно обхватила ступни, все стало ясно. А еще через пару мгновений из них потекла кровь…

Человек, на соседнем столе сотрясался в судорогах. Живот его был разрезан, кишки наматывались колючий вертел. Метр за метром. Кричал он лишь в начале. А на запястье его Каролина разглядела белый шрам в форме креста. Как клеймо. Крестоносец, предавший веру. Пощады не будет.

Каролина уже не чувствовала боли от привычных пыток. Но фантазия у палачей была огромна. В ход пошли ножи. Крик разрывал легкие…

Мозг еще привычно цеплялся за веру, в перерывах между болью. Девушка не верила, что Господь позволяет этим зверям такое. Он просто не знает. Он просто не видит, какие дела совершают его слуги. И Каролина настойчиво гнала от себя мысли о том, что ему просто все равно.

Снова огонь и снова боль. Каролина уже не видела лиц своих палачей, кровь залила ей глаза. Человек на соседнем столе умер, его тело унесли двое в неизменных балахонах. А на его место привели новую жертву, ровесницу Каролины. В глазах у девушки застыл ужас.

Каролина уже не кричала, на это не было сил. Зато за них двоих старалась соседка. От этого крика разрывались барабанные перепонки. Палачи сменяли друг друга каждые два часа.

На пятый день пришел тот же человек, он повторил вопрос. На этот раз Каролина сказала «да». Сняли со стола и увели под истошные крики другой девчонки. Каролина не знала, что с ней будет дальше. Девушку отмыли от крови, дали напиться, одели в длинную белую рубашку. Связали руки и повели на площадь, где уже начала собираться толпа. На улице стояла тьма. Сжигать людей надо ночью, так зрелищней.

Дым наполнял легкие, кислорода не хватало. Девушка забилась в агонии. Сознание уплыло далеко от этого места. Каролина застыла посреди бескрайнего поля. А на встречу ей вставало солнце, обжигая яростным пламенем…

Рассудок нашел свое пристанище в последних грезах, и жизнь отпустила Каролину. Девушка лежала в груде пепла, веревка перегорела уже давно. И не узнать в обугленном трупе той милой, прекрасной Каролины, какой она была еще месяц назад. Того счастливого ребенка, попавшего в руки к служителям Бога. А дождь торопливо гасил остатки бушевавшего недавно костра…

Любите Господа, ибо он любит Вас!